Виктор Пелевин Бэтман Аполло
Оформил admin В Категориях: Аудиокниги, Проза, Роман, Все книги, Аа-Ап, Бр-Бя Новость от 17-06-2013, 00:40 Просмотров 993
Культовый автор современности, признанный рунетом "самым влиятельным российским интеллектуалом". Книги Пелевина переведены на все главные мировые языки, включая японский и китайский. Театральные постановки по его рассказам и романам с успехом идут в театрах России, Великобритании, Франции и Германии. В 2011 году в прокат вышел фильм "Generation П" по его знаменитому роману.
В книге, от которой еще до выхода обалдели Алексей Навальный, Эдуард Лимонов и Дмитрий Быков:
• Про любовь, которая сильнее смерти;
• Про тот свет и эту тьму;
• Загадки сознания и их разгадки;
• Основы вампоэкономики;
• Гинекология протеста;
• Фирма гарантирует: Ни слова про болотную!
• Впервые в мировой литературе: Тайный черный путь!
• Что объединяет Дракулу с Кришной?
• Кто стоит за московскими протестами?
• Что значит "Бэтман Аполло?
Все ответы в новом - очень толстом - романе Виктора Пелевина.
Издательство: Союз
Год выпуска: 2013
Жанр: роман, современная проза
Аудио кодек: MP3
Битрейт аудио: 128 kbps
Исполнитель: Александр Клюквин
Продолжительность: 14:59:08
«То ли в крик, только некому кричать» Каждая новая книга Пелевина кажется лучшей, что бы там ни твердили большевики. Блистательное совершенство его стиля может быть сравнено разве что с алмазной отточенностью смыслов. Самое интересное, что для понимания гениальных книг Пелевина совершенно не обязательно быть глубоко образованным человеком. Да, некоторые скрытые, шикарно неуместные цитаты и изысканность намёков ускользнут от неискушённого читателя, но это вовсе не означает, что он не окажется способен вникнуть в беспощадный смысл шедевра. Как маленьких детей водят на выставки абстрактного искусства, и те – по извинительной в их возрасте необразованности – просто рассказывают, с чем ассоциируются у них цветовые пятна и линии Малевича или Брака, - так и читатель любого уровня просвещённости прочтёт эту книгу собой, собственными мыслями и прозрениями, что является, вообще-то, единственно возможным способом общения с искусством. На ускользающе сложном языке Пелевин говорит здесь о настолько сущностно человеческом, что это не может быть чуждо никому из людей. Главным героем этой книги, причём героем категорически отрицательным, является сам феномен человека, то, что отличает нас от всего остального мира, наш способ контакта с окружающей реальностью – наш ум. Русский или западный, женский или мужской, дискурсный или гламурный – наш ум всё равно является той «безвыходной самоподдерживающей тюрьмой, из которой нельзя выглянуть даже мысленно». Финальный вылет Рамы Второго не только за пределы милицейского автозака, но и за границы собственной человеческой сущности, больше всего походит на пробуждение просветлённого сознания, не нуждающегося более ни в каких внешних формах выражения. Несмотря на кокетливую фразу, что слова, якобы, «начинают подводить» его, блестящий литературный слог Пелевина может увлечь за ним и тех, кто не вполне осознаёт степень революционности его высказываний.
То, что в книге называется Великим Вампиром, не может быть ничем иным, как воплощением многовековой идеи Бога. Фраза: «Мы не порождаем сознание в своём мозгу, мы просто отфильтровываем и заслоняем от себя большую часть тотальности Великого Вампира», - разумеется, говорит о той неуловимой сущности, которую люди разных вероисповеданий, за неимением более точного термина, уже многие тысячелетия именуют Богом. Вопрос в том: является ли это безбожной насмешкой либо просто метафорической формой, указывающей на нечто надчеловеческое? По-моему, если Пелевин над чем и насмехается, то над самим механизмом человеческой речи, бессильной назвать то, что в принципе не подвержено пальпации.
Показательно, что вкусно поиздевавшись над всей русской классикой, которая говорит лишь «об абсолютной невыносимости российской жизни в любом её аспекте», и вволю оттоптавшись на культуре западной, основанной «на одной тайной аксиоме – что жизнь, построенная в визуально привлекательных формах, уже в силу этого является приемлемой», - Пелевин нигде дурного слова не сказал о восточном образе мышления. Нельзя сказать, что он говорит в «Batman’e» что-то принципиально новое: неоднократно цитированный в книге Будда уже две с половиной тысячи лет назад пришёл примерно к таким же выводам относительно человеческой природы. Трудно отделаться и от ощущения, что Пелевину слишком знакомы воззрения У.Г.Кришнамурти, радикальные беседы которого недавно переведены на русский язык. Пелевин пересказывает исконные буддистские истины на новом компьютерном сленге, привычном для молодого поколения. Делает он это, разумеется, не единственный и даже не первый, но его недюженный литературный дар создаёт столь яркие метафорические картины, что они впитываются в наш мозг и ядовито разъедают там удобную для общества рациональную версию бытия, которой нас пичкают в целях безоговорочного подчинения общественным нормам поведения. В его произведениях знакомая восточная концепция иллюзорности мира не искажается, а обогащается новыми аспектами. Двусмысленные фразочки, типа: «Код составлен так, чтобы компьютер постоянно глючило», - настолько исчерпывающе точно живописуют мироощущение человека, на секунду засомневавшегося в социальных императивах, что их аллегорический смысл звучит намного громче буквального, который просто перестаёт иметь значение. Концепция ума, как «грубого электромеханического фильтра, позволяющего человеку видеть сквозь узкие дырки слов», блестяще отработана Пелевиным уже в «Омоне Ра». Но тут он доходит до проговаривания пограничных для сознания мыслей, угрожающих самому существованию ума, как средства человеческого диалога с миром. Констатация того, что «мы не порождаем сознание в своём мозгу, а просто отфильтровываем и заслоняем от себя большую часть тотальности», швыряет наше беспомощное сознание неизмеримо дальше того, о чём осмелились сказать братья Вачовские, разоблачения которых касались лишь внешнего уровня реальности, оказавшегося иллюзорным. Под компьютерной Матрицей всё-таки жил настоящий Зион. Пелевин отказывает нам в робкой надежде, что, прозрев, мы сможем спокойно влачить дальше свою комфортную жизнь, застрелив нас категорическим утвержденим, что «трансляция происходящего вовсе не доказывает, что оно происходит». В щепки раздробляя нашу уютную самоидентичность, безжалостно рубанув, что «мы существуем лишь в виде памяти о своих прежних состояниях», Пелевин добивает нас приговором: «Надолго понять, что в человеке нет настоящего ‘я’, некому. Любое ‘я’, которое это понимает, через миг сменяется другим, которое об этом уже не помнит». И ещё жёстче: «Непрерывное понимание – точка, где никаких «я» не возникает».
Человечество уже многие столетия сокрушается по поводу того, что изобретённые им же самим средства фиксации мысли убивают человеческую память. Но можно посмотреть на это с другой точки зрения. Действительно, мы записываем собственные мысли, чтобы напомнить самим себе, что думали и чувствовали те загадочные существа, которыми мы были вчера. Но тем самым мы обнажаем сам процесс своей ложной самоидентификации, подсказываем самим себе, что не можем естественным путём слиться с собой вчерашним. Какой-нибудь аэд, удерживавший в памяти «Илиаду», был в значительно меньшей степени, нежели мы сегодня, способен осознать феномен собственной прерывистости. Ныне же явственно происходит достаточно массовый переход на принципиально иной уровень осознания иллюзорности человеческой формы существования в мире. Множество фильмов так называемого авторского кино, не говоря уже об огромном количестве программно безъязыких рок-песен уже много лет пытаются транслировать смутную болезненную догадку, что «понимание происходящего вовсе не означает, что у него есть смысл». А уж западные боевики последних 10 – 15 лет, кажется, прожевали эту тему для самых недогадливых. Хотя, как гениально формулирует Пелевин, «истина такова, что из нашего отравленного словами мозга её нельзя увидеть вообще». Поэтому «даже когда люди догадываются, что они просто батарейки матрицы, единственное, что они могут поделать с этой догадкой, это впарить её самим себе в виде блокбастера». Но всё же попадаются и «имеющие уши» и даже умеющие говорить в мире, где слово давно осознано как инструмент сокрытия, а не обнаружения смысла. И первым среди таких избранных, далеко обогнавшим всех, кто движется по тому же пути, несётся сам Пелевин.
То, что впевые в своём творчестве Пелевин не создал некий новый мир, а опёрся на уже детально разработанный им в «Empire V» конструкт, позволило ему, не тратя времени на описание новых декораций и характеров, шагнуть неизмеримо дальше по сравнению со всеми его прежними произведениями. Кажется, что он довёл здесь свою мысль до логического конца, до отрицания самого себя, как человеческого индивида и писателя, до той Пустоты, вокруг границ которой он до сих пор бродил, бесстрашно погружая в неё пальцы и пробуя на вкус. Именно потому слова и «перестают слушаться» его в финале, что он выходит здесь в область, в которую человеческий рационализирующий язык просто не в состоянии проникнуть, поскольку там отсутствуют предметы для обозначения. Если в «Ампире» он скорее играл с идеей того, что стал сверхчеловеческим существом, то тут он настолько ярко демонстрирует отвращение ко всем проявлениям человеческого, включая такие высшие формы, как культура и мышление как таковые, что страшно, можно ли сказать что-нибудь ещё после этого. Пожалуй, Пелевин никогда ещё не писал столь мрачной книги. Самое поразительное при этом – блистательный язвительный юмор, не отказывающий ему даже «у бездны на краю».
У Нила Геймана есть гениальный крошечный рассказ «В конце», который является издевательски вывернутым наизнанку пересказом первых фраз Ветхого Завета. Заканчивается он фразой: «А потом в Саду наступила великая тишь, и только изредка раздавался невнятный звук – то человек отнимал имена у тварей земных». Этот тот самый «невнятный звук», который издаёт Рама Второй, когда говорит, что слова перестают его слушаться. Пелевин отнимает имена у тварей и вещей, выпускает их на свободу, показывая, что без названий они не теряют ни капли своей экзистенции. Реальности оказывается не нужно человеческое понимание. Некогда ригидное Слово присвоило себе ничем не обоснованное право распоряжаться смыслами и формулировать явления. Но всё, что имеет начало, имеет и конец. Ирина
«В гробу было уютно и эргономично» Автор о Рублевке: «Наш идеал - вампирический анклав на безлюдном кладбище тщеславия. Мы хотим затеряться среди сотен выставленных на продажу мавзолеев воровской мечты, которых никто никогда не купит из-за их безумных цен. Такова продуманная стратегия, в соответствии с которой мы развиваем этот район».
Виктор Олегович, и так подзадержавший выход очередной своей книги (поздней осенью она должна издаваться по договору с издательством), ко всему прочему использовал не совсем честный прием – перед нами сиквел его романа 2006-го года «Empire V» («Ампир В»). То есть ему не нужно было особо напрягаться, создавая новую (не)реальность, развивая темы уже подробно рассмотренные и предлагая в целом уже знакомых деятелей. Хотя ключевой персонаж этого романа, давший ему название, собственно, - вполне себе оригинальный герой, сложный и, не побоюсь этого слова, многомерный. Помните Ваала Петровича и Энлиль Маратовича? Помните, дискурс и гламур? Вся эта сложнейшая система отсоса баблоса у населения вновь извлечена Пелевиным из нафталина и задействована в новом сюжете. Вопрос зачем? Физически ощущаешь, перелистывая страницы, как перегоняя из пустого в порожнее красную жидкость (припоминаете?), автор постепенно разворачивается во всю мощь своего недюжинного таланта и создает в итоге текст, которого стыдится ему не придется. Думается, что он ваяет параллельно что-то эпохальное, требующее значительных усилий и времени, а тут осень, надо выполнять условия контракта, на скорую руку и в актуальном тренде хотелось изложить что-нибудь по поводу протестов на уже имеющемся материале, но вышло все совсем иначе – и протест тут не протест и вампиры не вампиры – роман наполнен тягостными философскими размышлениями о сущности человеческого и бренности жизненного пути страдающего биологического организма на пути из ниоткуда в никуда, который проложен неизвестно кем у него же в голове. «Никакого загробного мира нет... Но нет и догробного мира». При этом, естественно, в массовом порядке присутствуют фирменные пелевинские остроты и афоризмы во всем блеске арсенала, говоря другими словами: «Черный шум - это белый шум, все составляющие которого проплачены».
Наш старинный знакомец - вампир (ампир) Рама, чья подруга Гера стала головой Великой Мыши, а сам он продвигается наверх по пути изучения вампоидентичности в сложной иерархической системе отечественного вампирства, стоит перед чередой серьезных испытаний. В начале романа героя отправляют в командировку на Запад для изучения особо сложных процедур и технологий. «Ты должен будешь с честью представлять русских вампиров - и показать всем, что наш дискурс непобедим!» Его непростые отношения с Великой мышью сменяются не менее загадочными отношениями с американской коллегой Софи. «-Тебе хорошо? - спросила она. -Ага, -сказал я. -А чего у тебя голос такой мрачный? -Так я же вампир». Секс в вампирском гробу описывается как поиск инженерного решения. В наличии любовь и предательство. В прочем и то и другое весьма эфемерны, как и положено в туманных сумерках вампирских богов.
При написании текста автор придерживается, как думается, собственного же канона: «Запомни, Калдовашкин,- сказал Энлиль Маратович («Энлиль Маратович был одет подчеркнуто официально - в черный смокинг и черную шелковую косоворотку»).- дискурс должен быть максимально простым. Потому что люди вокруг все глупее. А вот гламур должен становиться все сложнее, потому что чем люди глупее, тем они делаются капризней и требовательней». Пелевин не был бы Пелевиным, если бы не развивал из романа в роман свою любимую тему (условно) о «нереальности человека», чья бренная оболочка является лишь вместилищем для краткосрочного «я», живущего пару секунд и исчезающего в небытие. Длительный пассаж на данную тему в этой книге вложен в уста ... графа Дракулы, достойно пополняющего внушительный ряд пелевинских мистиков, берущих свое начало от Кастанеды, которого Виктор Олегович редактировал в стародавние времена. Интересно, что размышления о сущности человека производятся вампиром, то есть и не человеком вовсе. Объективно, нечего сказать. Точно так же, как и в «Снаффе», где автор описывал человеческую жизнь как бег через ужас внутри своего сознания, сейчас он указывает, что «Нечто, возникающее на миг лишь для того, чтобы погнаться за собственной тенью, испытать страдание от невозможности ее догнать, а затем незаметно для себя исчезнуть навсегда... Получается, что ничего на самом деле нет, но всё невыразимо страдает». Пелевин - важнейший из ныне живущих гуманистов, без сомнений.
При всей вторичности политического дискурса по отношению к философским изысканиям, автор нигде не упускает момента пройтись по отечественным тенденциям государственного развития. «В идеале все действия властей должны вызывать тягостное недоумение и душевную скорбь, терзая людские сердца необъяснимой злобой и тупостью... Главная задача российского государства вовсе не в том, чтобы обогатить чиновника. Она в том, чтобы сделать человеческую жизнь невыносимой…. Нужен справедливый суд и честные выборы - и постепенно, очень постепенно у нас это появится. Но криво, позорно и с мутными косяками. Так, что весь креативный класс будет много лет блевать карамельным капучино из «Старбакса».
Основные аспекты вампирского мироздания раскрывается в процессе диалогов между неофитом Рамой и его более знающими собеседниками. В советские годы был такой распространенный стиль научно-популярной литературы, описывающий научные знания в форме диалогов. Ну, какбе, «А не измеряется ли сила тока в амперах? – Конечно, мой юный друг!» С этой точки зрения Рама – идеальный классический олух, ничего наверняка не знающий, и за правду принимающий все глубокомысленные россказни старших товарищей о сложной организации потусторонней жизни, взаимосвязи умов А и Б, сущности баблоса и красной жидкости, роли Великой мыши, ну и, естественно, о человеке как о телепередаче. «Ты всю жизнь вкалываешь на его фабрике, думая, что это твоя собственная фабрика - а когда приходится помирать, выясняется, что все эти «я» никогда не были тобой, а были только им. Твоя жизнь не имеет к тебе никакого отношения, Рама. В ней нет того, кто ее живет.- А кто тогда верит в эти «я»? - Сами «я» и верят. В этом весь трюк. Это опирающееся само на себя заблуждение - и есть источник энергии, которую семьдесят лет производит каждая батарейка матрицы перед тем, как ее экологично зарывают в землю».
Однако, учитывая все вышеперечисленное, хотелось бы подчеркнуть, что «Бэтман Аполло» в первую очередь, наверное, все же история любви, как ни странно это звучит. Любви болезненной, вывернутой автором наизнанку и выпотрошенной, приобретающей к финалу религиозно-мистический оттенок и тошнотворные подробности теряющих всякие границы искажений. Налицо одна эмоциональная линия вместе с предыдущим романом.
В итоге с интересом прочитал, что «в случае сдвига столицы в позицию «Дальний Восток» Россия могла бы войти в совершенно новое для себя тихоокеанское измерение, родившись в качестве азиатской державы рядом с Японией и Китаем. Но в настоящий момент такая схема вампирами не рассматривается».
Вывод: *****. «Отлично». Процитирую пронзившие ум Б слова автора о себе же, очевидно: «Звери спят и только йожег продолжает аццкий отжиг». Жгите, Виктор Олегович, жгите дальше... Владислав
Вода от прекрасного ламы Пелевин решил взорвать рамки канона философского романа. Если Достоевский вставлял в свои романы философские рассуждения как-то заботясь о художественности конечного продукта, то писателя Пелевина эта сторона вопроса видимо (уже?) не волнует. Представьте себе Братьев Карамазовых, в которых через страницу Легенда о Великом Инквизиторе. Весь сюжет можно пересказать следующим образом. Рама идёт туда, говорит с А. Потом туда и говорит с Б. Потом, туда и говорит с В. А в конце закос (или пародия на набоковский Подвиг). Слог же намеренно упрощённый даже в сравнении со СНАФФом и только пару вспышек знакомой словесной эквилибристики на всю книгу. Но всё это - и сюжет, и слог вещи в высшей степени второстепенные, ибо главная, философская составляющая романа и подчинила себе составляющую художественную. Пелевин берёт читателя с собой в такие головокружительные выси, возюкает его мордой о такие метафизические сущности, подводит к таким безднам и пустотам, что где-то к середине книги хочется, повторяя слова Толстого, сказанные о прозе Леонида Андреева, воскликнуть - он пугает, а мне не страшно! При этом в своих философских построениях Пелевин опирается на буддизм и старую добрую теорию заговора. Это безусловно делает роман интересным для неискушённого читателя, однако ставя под вопрос его оригинальность. Сатирик-Пелевин на этот раз, в отличие от СНАФФа, ограничился беззубым политическим шуткованием под девизом "утром в газете, вечером в куплете". Спрашивается, почему же роман, принимая во внимания все его слабости, прочитался на одном дыхании? Всё дело в том, что Пелевин один из, если не вовсе последний писатель, который со всей серьёзностью пытается ответить на "проклятые вопросы", выстраивая для этого декорации из реалий современной массовой культуры. Его миры, хоть и напоминают иногда детсадовскую аппликацию из цветной бумаги, обставлены с заботой и ловкостью, если не сказать с любовью. Благодаря своей недюжинной эрудиции ему удаётся рассеять по полю книги множество семян-намёков-реминисценций, которые всходят, принося удовольствие, при прочтении внимательным читателем. Секрет новой пелевинской книги в том, что каждый найдёт в ней что-то для себя: суровый охранитель - стёб над "белоленточными червями", "белоленточный червь" - удовольствие от несогласия с автором, любитель поломать голову над проклятыми вопросами - экскурсию с аудиогидом под купол мироздания (доклад о международном положении прилагается). В отличие от тех мальчиков Достоевского, которым “миллиона не надо, а надобно мысль разрешить” Пелевину видимо миллион не помешает и в бессеребрянники он пока не собирается, а значит можно надеяться, что в новом романе, кроме цены побольше будет и литература поширше. Мурашов Михаил
сказка о добрых вампирах Можно пускаться в бесконечные рассуждения о том, что автор имел ввиду, что хотел сказать тем или этим, потух он или наоборот разгорелся, стоит ли писать продолжения старых романов или не стоит, ну и так далее. Важно то, что получаешь в итоге, после прочтения. Что касается темы, то, да. разочарование. Но разочарование не в том. что тема в общем-то избита, а в том. что просто не ждал от автора самоповтора. Он всегда умудрялся, штампуя книги из года в год, удивлять чем-то новым. Но, согласитесь, даже вторичность в пелевинском изложении имеет глубинный смысл, она обставлена новыми открытиями, неожиданностью событий, глубокой сатирой на современную жизнь. И тем приятнее исход, чем дальше запутываешься во всех этих вампирских хитросплетениях. при всем упадничестве культуры, да и хаотичности жизни, автор вносит положительные моменты, да хотя бы тем, что наш русский "бессмертный", допускается в святая святых вампирской политики и выходит победителем из всех передряг, хотя это может и не совсем очевидно.
Да, и еще сама идея о "непостоянстве и страдании". Если вдуматься. то можно найти ее отголоски в любой существующей философской и религиозной концепции. Куда идет современное человечество, окружающее себя гаджетами, живущее сугубо земными проблемами, забывая об истощении материальных ресурсов, качая деньги из кармана в карман здесь, на Земле, хотя пора бы начать тратить их например на освоение космических глубин, на поиски возможностей сохранения цивилизации, а значит и жизни. и те вампиры, стоящие во главе пищевой цепочки могут показаться этакими "добрыми дядями" в сравнении с той массой людей. делающих жизнь здесь и сейчас.
Во всей этой лирике есть своя ложка дегтя. Ведь мы говорим о данной книге данного автора. и если не отвлекаться на ту же лирику. то можно резюмировать. что в целом получился, конечно, отнюдь не шедевр. что автор скорее всего обременен контрактами, что автору надо кушать, и т.д. и т.п. И здесь мне вспоминаются слова Достоевского, сказанные им когда-то, и в контексте звучащие примерно так - я пишу книги, что бы заработать на хлеб и покрывать свои проигрыши. Сейчас возможностей для проигрышей гораздо больше. поэтому простим автору его временное отступление. куличкин юрий
То, что в книге называется Великим Вампиром, не может быть ничем иным, как воплощением многовековой идеи Бога. Фраза: «Мы не порождаем сознание в своём мозгу, мы просто отфильтровываем и заслоняем от себя большую часть тотальности Великого Вампира», - разумеется, говорит о той неуловимой сущности, которую люди разных вероисповеданий, за неимением более точного термина, уже многие тысячелетия именуют Богом. Вопрос в том: является ли это безбожной насмешкой либо просто метафорической формой, указывающей на нечто надчеловеческое? По-моему, если Пелевин над чем и насмехается, то над самим механизмом человеческой речи, бессильной назвать то, что в принципе не подвержено пальпации.
Показательно, что вкусно поиздевавшись над всей русской классикой, которая говорит лишь «об абсолютной невыносимости российской жизни в любом её аспекте», и вволю оттоптавшись на культуре западной, основанной «на одной тайной аксиоме – что жизнь, построенная в визуально привлекательных формах, уже в силу этого является приемлемой», - Пелевин нигде дурного слова не сказал о восточном образе мышления. Нельзя сказать, что он говорит в «Batman’e» что-то принципиально новое: неоднократно цитированный в книге Будда уже две с половиной тысячи лет назад пришёл примерно к таким же выводам относительно человеческой природы. Трудно отделаться и от ощущения, что Пелевину слишком знакомы воззрения У.Г.Кришнамурти, радикальные беседы которого недавно переведены на русский язык. Пелевин пересказывает исконные буддистские истины на новом компьютерном сленге, привычном для молодого поколения. Делает он это, разумеется, не единственный и даже не первый, но его недюженный литературный дар создаёт столь яркие метафорические картины, что они впитываются в наш мозг и ядовито разъедают там удобную для общества рациональную версию бытия, которой нас пичкают в целях безоговорочного подчинения общественным нормам поведения. В его произведениях знакомая восточная концепция иллюзорности мира не искажается, а обогащается новыми аспектами. Двусмысленные фразочки, типа: «Код составлен так, чтобы компьютер постоянно глючило», - настолько исчерпывающе точно живописуют мироощущение человека, на секунду засомневавшегося в социальных императивах, что их аллегорический смысл звучит намного громче буквального, который просто перестаёт иметь значение. Концепция ума, как «грубого электромеханического фильтра, позволяющего человеку видеть сквозь узкие дырки слов», блестяще отработана Пелевиным уже в «Омоне Ра». Но тут он доходит до проговаривания пограничных для сознания мыслей, угрожающих самому существованию ума, как средства человеческого диалога с миром. Констатация того, что «мы не порождаем сознание в своём мозгу, а просто отфильтровываем и заслоняем от себя большую часть тотальности», швыряет наше беспомощное сознание неизмеримо дальше того, о чём осмелились сказать братья Вачовские, разоблачения которых касались лишь внешнего уровня реальности, оказавшегося иллюзорным. Под компьютерной Матрицей всё-таки жил настоящий Зион. Пелевин отказывает нам в робкой надежде, что, прозрев, мы сможем спокойно влачить дальше свою комфортную жизнь, застрелив нас категорическим утвержденим, что «трансляция происходящего вовсе не доказывает, что оно происходит». В щепки раздробляя нашу уютную самоидентичность, безжалостно рубанув, что «мы существуем лишь в виде памяти о своих прежних состояниях», Пелевин добивает нас приговором: «Надолго понять, что в человеке нет настоящего ‘я’, некому. Любое ‘я’, которое это понимает, через миг сменяется другим, которое об этом уже не помнит». И ещё жёстче: «Непрерывное понимание – точка, где никаких «я» не возникает».
Человечество уже многие столетия сокрушается по поводу того, что изобретённые им же самим средства фиксации мысли убивают человеческую память. Но можно посмотреть на это с другой точки зрения. Действительно, мы записываем собственные мысли, чтобы напомнить самим себе, что думали и чувствовали те загадочные существа, которыми мы были вчера. Но тем самым мы обнажаем сам процесс своей ложной самоидентификации, подсказываем самим себе, что не можем естественным путём слиться с собой вчерашним. Какой-нибудь аэд, удерживавший в памяти «Илиаду», был в значительно меньшей степени, нежели мы сегодня, способен осознать феномен собственной прерывистости. Ныне же явственно происходит достаточно массовый переход на принципиально иной уровень осознания иллюзорности человеческой формы существования в мире. Множество фильмов так называемого авторского кино, не говоря уже об огромном количестве программно безъязыких рок-песен уже много лет пытаются транслировать смутную болезненную догадку, что «понимание происходящего вовсе не означает, что у него есть смысл». А уж западные боевики последних 10 – 15 лет, кажется, прожевали эту тему для самых недогадливых. Хотя, как гениально формулирует Пелевин, «истина такова, что из нашего отравленного словами мозга её нельзя увидеть вообще». Поэтому «даже когда люди догадываются, что они просто батарейки матрицы, единственное, что они могут поделать с этой догадкой, это впарить её самим себе в виде блокбастера». Но всё же попадаются и «имеющие уши» и даже умеющие говорить в мире, где слово давно осознано как инструмент сокрытия, а не обнаружения смысла. И первым среди таких избранных, далеко обогнавшим всех, кто движется по тому же пути, несётся сам Пелевин.
То, что впевые в своём творчестве Пелевин не создал некий новый мир, а опёрся на уже детально разработанный им в «Empire V» конструкт, позволило ему, не тратя времени на описание новых декораций и характеров, шагнуть неизмеримо дальше по сравнению со всеми его прежними произведениями. Кажется, что он довёл здесь свою мысль до логического конца, до отрицания самого себя, как человеческого индивида и писателя, до той Пустоты, вокруг границ которой он до сих пор бродил, бесстрашно погружая в неё пальцы и пробуя на вкус. Именно потому слова и «перестают слушаться» его в финале, что он выходит здесь в область, в которую человеческий рационализирующий язык просто не в состоянии проникнуть, поскольку там отсутствуют предметы для обозначения. Если в «Ампире» он скорее играл с идеей того, что стал сверхчеловеческим существом, то тут он настолько ярко демонстрирует отвращение ко всем проявлениям человеческого, включая такие высшие формы, как культура и мышление как таковые, что страшно, можно ли сказать что-нибудь ещё после этого. Пожалуй, Пелевин никогда ещё не писал столь мрачной книги. Самое поразительное при этом – блистательный язвительный юмор, не отказывающий ему даже «у бездны на краю».
У Нила Геймана есть гениальный крошечный рассказ «В конце», который является издевательски вывернутым наизнанку пересказом первых фраз Ветхого Завета. Заканчивается он фразой: «А потом в Саду наступила великая тишь, и только изредка раздавался невнятный звук – то человек отнимал имена у тварей земных». Этот тот самый «невнятный звук», который издаёт Рама Второй, когда говорит, что слова перестают его слушаться. Пелевин отнимает имена у тварей и вещей, выпускает их на свободу, показывая, что без названий они не теряют ни капли своей экзистенции. Реальности оказывается не нужно человеческое понимание. Некогда ригидное Слово присвоило себе ничем не обоснованное право распоряжаться смыслами и формулировать явления. Но всё, что имеет начало, имеет и конец. Ирина
«В гробу было уютно и эргономично» Автор о Рублевке: «Наш идеал - вампирический анклав на безлюдном кладбище тщеславия. Мы хотим затеряться среди сотен выставленных на продажу мавзолеев воровской мечты, которых никто никогда не купит из-за их безумных цен. Такова продуманная стратегия, в соответствии с которой мы развиваем этот район».
Виктор Олегович, и так подзадержавший выход очередной своей книги (поздней осенью она должна издаваться по договору с издательством), ко всему прочему использовал не совсем честный прием – перед нами сиквел его романа 2006-го года «Empire V» («Ампир В»). То есть ему не нужно было особо напрягаться, создавая новую (не)реальность, развивая темы уже подробно рассмотренные и предлагая в целом уже знакомых деятелей. Хотя ключевой персонаж этого романа, давший ему название, собственно, - вполне себе оригинальный герой, сложный и, не побоюсь этого слова, многомерный. Помните Ваала Петровича и Энлиль Маратовича? Помните, дискурс и гламур? Вся эта сложнейшая система отсоса баблоса у населения вновь извлечена Пелевиным из нафталина и задействована в новом сюжете. Вопрос зачем? Физически ощущаешь, перелистывая страницы, как перегоняя из пустого в порожнее красную жидкость (припоминаете?), автор постепенно разворачивается во всю мощь своего недюжинного таланта и создает в итоге текст, которого стыдится ему не придется. Думается, что он ваяет параллельно что-то эпохальное, требующее значительных усилий и времени, а тут осень, надо выполнять условия контракта, на скорую руку и в актуальном тренде хотелось изложить что-нибудь по поводу протестов на уже имеющемся материале, но вышло все совсем иначе – и протест тут не протест и вампиры не вампиры – роман наполнен тягостными философскими размышлениями о сущности человеческого и бренности жизненного пути страдающего биологического организма на пути из ниоткуда в никуда, который проложен неизвестно кем у него же в голове. «Никакого загробного мира нет... Но нет и догробного мира». При этом, естественно, в массовом порядке присутствуют фирменные пелевинские остроты и афоризмы во всем блеске арсенала, говоря другими словами: «Черный шум - это белый шум, все составляющие которого проплачены».
Наш старинный знакомец - вампир (ампир) Рама, чья подруга Гера стала головой Великой Мыши, а сам он продвигается наверх по пути изучения вампоидентичности в сложной иерархической системе отечественного вампирства, стоит перед чередой серьезных испытаний. В начале романа героя отправляют в командировку на Запад для изучения особо сложных процедур и технологий. «Ты должен будешь с честью представлять русских вампиров - и показать всем, что наш дискурс непобедим!» Его непростые отношения с Великой мышью сменяются не менее загадочными отношениями с американской коллегой Софи. «-Тебе хорошо? - спросила она. -Ага, -сказал я. -А чего у тебя голос такой мрачный? -Так я же вампир». Секс в вампирском гробу описывается как поиск инженерного решения. В наличии любовь и предательство. В прочем и то и другое весьма эфемерны, как и положено в туманных сумерках вампирских богов.
При написании текста автор придерживается, как думается, собственного же канона: «Запомни, Калдовашкин,- сказал Энлиль Маратович («Энлиль Маратович был одет подчеркнуто официально - в черный смокинг и черную шелковую косоворотку»).- дискурс должен быть максимально простым. Потому что люди вокруг все глупее. А вот гламур должен становиться все сложнее, потому что чем люди глупее, тем они делаются капризней и требовательней». Пелевин не был бы Пелевиным, если бы не развивал из романа в роман свою любимую тему (условно) о «нереальности человека», чья бренная оболочка является лишь вместилищем для краткосрочного «я», живущего пару секунд и исчезающего в небытие. Длительный пассаж на данную тему в этой книге вложен в уста ... графа Дракулы, достойно пополняющего внушительный ряд пелевинских мистиков, берущих свое начало от Кастанеды, которого Виктор Олегович редактировал в стародавние времена. Интересно, что размышления о сущности человека производятся вампиром, то есть и не человеком вовсе. Объективно, нечего сказать. Точно так же, как и в «Снаффе», где автор описывал человеческую жизнь как бег через ужас внутри своего сознания, сейчас он указывает, что «Нечто, возникающее на миг лишь для того, чтобы погнаться за собственной тенью, испытать страдание от невозможности ее догнать, а затем незаметно для себя исчезнуть навсегда... Получается, что ничего на самом деле нет, но всё невыразимо страдает». Пелевин - важнейший из ныне живущих гуманистов, без сомнений.
При всей вторичности политического дискурса по отношению к философским изысканиям, автор нигде не упускает момента пройтись по отечественным тенденциям государственного развития. «В идеале все действия властей должны вызывать тягостное недоумение и душевную скорбь, терзая людские сердца необъяснимой злобой и тупостью... Главная задача российского государства вовсе не в том, чтобы обогатить чиновника. Она в том, чтобы сделать человеческую жизнь невыносимой…. Нужен справедливый суд и честные выборы - и постепенно, очень постепенно у нас это появится. Но криво, позорно и с мутными косяками. Так, что весь креативный класс будет много лет блевать карамельным капучино из «Старбакса».
Основные аспекты вампирского мироздания раскрывается в процессе диалогов между неофитом Рамой и его более знающими собеседниками. В советские годы был такой распространенный стиль научно-популярной литературы, описывающий научные знания в форме диалогов. Ну, какбе, «А не измеряется ли сила тока в амперах? – Конечно, мой юный друг!» С этой точки зрения Рама – идеальный классический олух, ничего наверняка не знающий, и за правду принимающий все глубокомысленные россказни старших товарищей о сложной организации потусторонней жизни, взаимосвязи умов А и Б, сущности баблоса и красной жидкости, роли Великой мыши, ну и, естественно, о человеке как о телепередаче. «Ты всю жизнь вкалываешь на его фабрике, думая, что это твоя собственная фабрика - а когда приходится помирать, выясняется, что все эти «я» никогда не были тобой, а были только им. Твоя жизнь не имеет к тебе никакого отношения, Рама. В ней нет того, кто ее живет.- А кто тогда верит в эти «я»? - Сами «я» и верят. В этом весь трюк. Это опирающееся само на себя заблуждение - и есть источник энергии, которую семьдесят лет производит каждая батарейка матрицы перед тем, как ее экологично зарывают в землю».
Однако, учитывая все вышеперечисленное, хотелось бы подчеркнуть, что «Бэтман Аполло» в первую очередь, наверное, все же история любви, как ни странно это звучит. Любви болезненной, вывернутой автором наизнанку и выпотрошенной, приобретающей к финалу религиозно-мистический оттенок и тошнотворные подробности теряющих всякие границы искажений. Налицо одна эмоциональная линия вместе с предыдущим романом.
В итоге с интересом прочитал, что «в случае сдвига столицы в позицию «Дальний Восток» Россия могла бы войти в совершенно новое для себя тихоокеанское измерение, родившись в качестве азиатской державы рядом с Японией и Китаем. Но в настоящий момент такая схема вампирами не рассматривается».
Вывод: *****. «Отлично». Процитирую пронзившие ум Б слова автора о себе же, очевидно: «Звери спят и только йожег продолжает аццкий отжиг». Жгите, Виктор Олегович, жгите дальше... Владислав
Вода от прекрасного ламы Пелевин решил взорвать рамки канона философского романа. Если Достоевский вставлял в свои романы философские рассуждения как-то заботясь о художественности конечного продукта, то писателя Пелевина эта сторона вопроса видимо (уже?) не волнует. Представьте себе Братьев Карамазовых, в которых через страницу Легенда о Великом Инквизиторе. Весь сюжет можно пересказать следующим образом. Рама идёт туда, говорит с А. Потом туда и говорит с Б. Потом, туда и говорит с В. А в конце закос (или пародия на набоковский Подвиг). Слог же намеренно упрощённый даже в сравнении со СНАФФом и только пару вспышек знакомой словесной эквилибристики на всю книгу. Но всё это - и сюжет, и слог вещи в высшей степени второстепенные, ибо главная, философская составляющая романа и подчинила себе составляющую художественную. Пелевин берёт читателя с собой в такие головокружительные выси, возюкает его мордой о такие метафизические сущности, подводит к таким безднам и пустотам, что где-то к середине книги хочется, повторяя слова Толстого, сказанные о прозе Леонида Андреева, воскликнуть - он пугает, а мне не страшно! При этом в своих философских построениях Пелевин опирается на буддизм и старую добрую теорию заговора. Это безусловно делает роман интересным для неискушённого читателя, однако ставя под вопрос его оригинальность. Сатирик-Пелевин на этот раз, в отличие от СНАФФа, ограничился беззубым политическим шуткованием под девизом "утром в газете, вечером в куплете". Спрашивается, почему же роман, принимая во внимания все его слабости, прочитался на одном дыхании? Всё дело в том, что Пелевин один из, если не вовсе последний писатель, который со всей серьёзностью пытается ответить на "проклятые вопросы", выстраивая для этого декорации из реалий современной массовой культуры. Его миры, хоть и напоминают иногда детсадовскую аппликацию из цветной бумаги, обставлены с заботой и ловкостью, если не сказать с любовью. Благодаря своей недюжинной эрудиции ему удаётся рассеять по полю книги множество семян-намёков-реминисценций, которые всходят, принося удовольствие, при прочтении внимательным читателем. Секрет новой пелевинской книги в том, что каждый найдёт в ней что-то для себя: суровый охранитель - стёб над "белоленточными червями", "белоленточный червь" - удовольствие от несогласия с автором, любитель поломать голову над проклятыми вопросами - экскурсию с аудиогидом под купол мироздания (доклад о международном положении прилагается). В отличие от тех мальчиков Достоевского, которым “миллиона не надо, а надобно мысль разрешить” Пелевину видимо миллион не помешает и в бессеребрянники он пока не собирается, а значит можно надеяться, что в новом романе, кроме цены побольше будет и литература поширше. Мурашов Михаил
сказка о добрых вампирах Можно пускаться в бесконечные рассуждения о том, что автор имел ввиду, что хотел сказать тем или этим, потух он или наоборот разгорелся, стоит ли писать продолжения старых романов или не стоит, ну и так далее. Важно то, что получаешь в итоге, после прочтения. Что касается темы, то, да. разочарование. Но разочарование не в том. что тема в общем-то избита, а в том. что просто не ждал от автора самоповтора. Он всегда умудрялся, штампуя книги из года в год, удивлять чем-то новым. Но, согласитесь, даже вторичность в пелевинском изложении имеет глубинный смысл, она обставлена новыми открытиями, неожиданностью событий, глубокой сатирой на современную жизнь. И тем приятнее исход, чем дальше запутываешься во всех этих вампирских хитросплетениях. при всем упадничестве культуры, да и хаотичности жизни, автор вносит положительные моменты, да хотя бы тем, что наш русский "бессмертный", допускается в святая святых вампирской политики и выходит победителем из всех передряг, хотя это может и не совсем очевидно.
Да, и еще сама идея о "непостоянстве и страдании". Если вдуматься. то можно найти ее отголоски в любой существующей философской и религиозной концепции. Куда идет современное человечество, окружающее себя гаджетами, живущее сугубо земными проблемами, забывая об истощении материальных ресурсов, качая деньги из кармана в карман здесь, на Земле, хотя пора бы начать тратить их например на освоение космических глубин, на поиски возможностей сохранения цивилизации, а значит и жизни. и те вампиры, стоящие во главе пищевой цепочки могут показаться этакими "добрыми дядями" в сравнении с той массой людей. делающих жизнь здесь и сейчас.
Во всей этой лирике есть своя ложка дегтя. Ведь мы говорим о данной книге данного автора. и если не отвлекаться на ту же лирику. то можно резюмировать. что в целом получился, конечно, отнюдь не шедевр. что автор скорее всего обременен контрактами, что автору надо кушать, и т.д. и т.п. И здесь мне вспоминаются слова Достоевского, сказанные им когда-то, и в контексте звучащие примерно так - я пишу книги, что бы заработать на хлеб и покрывать свои проигрыши. Сейчас возможностей для проигрышей гораздо больше. поэтому простим автору его временное отступление. куличкин юрий
Добавить в закладки:
html-cсылка | |
BB-cсылка | |
Прямая ссылка |
Информация Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии к данной публикации. |